Последние короли Шанхая. Соперничающие еврейские династии, которые помогли создать современный Китай - Джонатан Кауфман
Вдоль Бунда в Шанхае есть одно место. Компания хотела заполучить старое здание Гонконгского и Шанхайского банка с его царственными бронзовыми львами на фасаде. Но стало ясно, что китайский банк, которому сейчас принадлежит здание, не намерен продавать его иностранному застройщику. Майкл обратил внимание на другой участок, расположенный дальше по Бунду. Это было старое британское консульство. Маргарет Тэтчер просила об этом еще в 1980-х годах, когда встречалась с Дэн Сяопином, но получила отказ.
Джардин, старый конкурент Кадори, надеялся построить там завод, как и Рокфеллеры в партнерстве с японцами. Майкл, поддерживаемый китайским правительством, нагрянул туда и завладел этим участком. Престиж полуострова был одной из причин, по которой китайское правительство согласилось продать его Майклу. Но Кадури знал и другие факторы: Решения Лоуренса передать Мраморный зал мадам Сунь Ят Сен, никогда не говорить плохо о китайском правительстве даже во время Культурной революции и площади Тяньаньмэнь, а также инвестировать более чем 1 миллиард долларов в Китай, когда многие инвесторы еще не были уверены в том, насколько надежным партнером окажется Китай.
С крыши своего нового отеля Майкл мог смотреть вниз по реке на то место, где Элли впервые причалил в 1880-х годах, будучи молодым человеком. Он мог смотреть вдоль Бунда на отель Kadoories' Palace, где Чан Кай-ши устраивал свадебный прием, а багдадские иммигранты целовали тыльную сторону протянутой руки Элли в поисках благосклонности. Повернувшись в другую сторону, он мог посмотреть на Хонгкью, старое еврейское гетто, где Хорас построил свою школу, и на Садовый мост, по которому прошли сначала японцы, а затем коммунисты, положив конец правлению британцев и Кадури над Шанхаем.
На торжественном открытии нового отеля Peninsula Hotel на Бунде Майкл нанял акробатов, переодетых в посыльных, чтобы они одолели фасад.
Костюмированные китайские барабанщики били в большие барабаны у входа, а китайские и британские кинозвезды, чиновники и несколько членов королевской семьи смешивались в мраморном холле, позировали для фотографий и потягивали шампанское. «Мы гордимся тем, что вернулись домой», — заявил Майкл. Это была вечеринка, которая понравилась бы Виктору Сассуну.
В течение столетия Кадури встречались и консультировали всех китайских лидеров, кроме Мао. Теперь Майкл регулярно встречался с преемниками Дэнга и с Си Цзиньпином, новым могущественным президентом Китая. На встрече с двумя десятками гонконгских бизнес-лидеров Майкл был единственным представителем Запада. Си улучил момент и направил на сайт своего помощника, чтобы тот пожал Майклу руку и передал личное послание: «Ваша семья всегда была другом Китая».
* * *
В 1979 году, когда я впервые посетил Шанхай, Китай только открывался миру. Там не было признания ни Сассунов, ни Кадори. Китай все еще был погряз в коммунизме. Он был холодным, запрограммированным. Но даже тогда в Шанхае была искра: пожилой посыльный в старом отеле Cathay говорил по-французски, молодые люди смело подходили к туристам, чтобы попрактиковаться в английском, пожилые пары вальсировали на рассвете на Бунде. На одной из улиц неподалеку от Бунда на крышках люков все еще были выгравированы английские буквы SMC — Шанхайский муниципальный совет, управление, в котором до начала Второй мировой войны доминировали британцы и которое управляло Международным поселением. Чуть ниже по дороге, в вестибюле офисного здания 1930-х годов, которое, как я узнал позже, построил Виктор Сассун, сорванный китайский плакат заслонял застекленный справочник с перечнем арендаторов европейских офисов за 1949 год, как раз перед приходом коммунистов.
В последующие годы рабочие начали соскабливать краску с куполообразным потолком дома № 12 на Бунде — бывшего здания Гонконгского и Шанхайского банка. Они обнаружили восемь фресок, на которых были изображены исторические горизонты Гонконга, Токио, Лондона, Нью-Йорка, Бангкока, Парижа и Калькутты — городов, с которыми Шанхай начал торговать в девятнадцатом веке. Шанхай заново открывал для себя, что он международный и космополитичный город. Но это была не просто ностальгия. По мере развития китайской экономики коммунисты преодолели свою настороженность по отношению к Шанхаю и влили деньги в восстановление города; они позволили его жителям заняться бизнесом и финансами и превратили Шанхай в деловой центр, который соперничал, а затем превзошел Гонконг, а затем поставил свои амбиции в один ряд с Токио, Нью-Йорком и Лондоном. Сейчас, в XXI веке, Кадори и Сассуны пользуются почетом и славой. Виктор Сассун, который слишком боялся ареста, чтобы вернуться в Шанхай после 1949 года, удостоен портрета в отреставрированном номере, где он планировал деловые сделки, развлекал националистических политиков, флиртовал с Эмили Хан и перехитрил капитана Инузуку. В нескольких кварталах от него Кадури открыли свой новый роскошный отель Peninsula, и две великие семьи снова стали властвовать над рекой. К северу от Бунда, через Садовый мост, находится шанхайский район Хункев, где Сассуны и Кадури приютили и защитили 18 000 еврейских беженцев и который китайцы когда-то планировали снести, был превращен в еврейский Диснейленд, с новым музеем беженцев и реконструированным кафе 1930-х годов. Премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху попивает кофе в кафе в окружении китайских телекамер.
История в Китае изменчива. Когда я впервые посетил Шанхай, историки могли говорить о «потерянном племени» евреев Кайфенга, которые поселились в Китае тысячу лет назад и сохранили некоторые еврейские традиции, но не о Сассунах и Кадори и их более недавнем и более преобразующем влиянии на Шанхай.
Капитализм в 1979 году все еще был запретной темой. Сорок лет спустя можно было говорить о Викторе Сассуне и Кадури, но не о евреях Кайфенга; китайцы пресекали религию. В шанхайском музее беженцев одна из экспозиций была посвящена Хо Фэн-Шану, который выдал визы семье Эриха Райзмана и тысячам других беженцев, хотя Хо был националистом и выступал против коммунизма. Несколько недель спустя исчезла выставка, восхваляющая японского дипломата Чиунэ Сугихару, который выдал визы, позволившие евреям из Литвы спастись от нацистов. Китай находился в дипломатической вражде с Японией; японские герои были нежелательны.
В
